Инвалиду-колясочнику Роману Романову (колония №25, Коми) отказали в праве на минимальные человеческие условия. Отказ оформили главные российские суды: Конституционный и Верховный
Правила внутреннего распорядка исправительного учреждения (ПВР ИУ) об инвалидах не говорят ничего, и если глухой не услышал сигнал на построение на проверку, а безногий не встал при встрече с надзирателем, они — нарушители со всеми вытекающими последствиями.
Инвалид-колясочник Роман Романов (колония №25 УФСИН Республики Коми) живет в комнате площадью 82 кв. м. И вместе с ним — еще 49 осужденных…
25-я колония достаточно новая – построена в 60-х годах. Каменные корпуса. Это — чтобы стало понятно, что колония – далеко не самая худшая. И вот какие здесь условия…
Расстояние до столовой от барака №2 по двору колонии — непреодолимое препятствие для осужденного Романа Романова. Роман — инвалид-колясочник. За 3,5 года отсидки в колонии он не был в столовой… ни разу. Так и написал в письме в редакцию. Из письма мы еще узнали о том, что кроме столовой, ему недоступна баня, и правила внутреннего распорядка он выполнять не может. Об этом осужденный Романов написал не только в газету, но и руководству колонии, в УФСИН по Республике Коми, губернатору республики Вячеславу Гайзеру, в Конституционный и Верховный суды РФ. Без толку.
Из переписки с редакцией можно брошюровать тома. Но это потому, что понять с первого раза то, как человек 3,5 года живет без столовой, не получается. Приходится переспрашивать, с каждым письмом все глубже погружаясь в быт зоны: «Как не были в столовой, как же вы получаете еду? Вам приносят другие осужденные? Вам приносят охранники?».
Нет, охранники резонно отвечают Роману: это вам не санаторий, не Красный Крест и не богадельня — носить еду вам тут никто не обязан. Охранники не обязаны, а осужденным строго запрещено выносить еду из столовой. Если засекут — наказание. Но сидельцы более чувствительны к чужой беспомощности, чем вохра. Рискуя, приносят хлеб, пряча его под рубашками — в руках ничего держать нельзя. Но это только хлеб. Что еще вынесешь незаметно?
Опять не могу поверить, опять переспрашиваю: «Как вы вообще живете?». Не день и не два — 3,5 года. Оказывается, на зоне есть ларек, но купить там продукты тоже непросто. Отряд отоваривается раз в неделю с 14.00 до 16.00. Проблема добраться, но надо еще отстоять очередь, понятно, что первым Роману не прибежать, а приходить, пока ларек не открыт, запрещено. Попросить кого-то из соседей по бараку нельзя: у осужденных нет наличных, а с чужого счета отпускать в ларьке не будут. Роман делает эту почти боевую вылазку один-два раза в месяц.
Еще одним источником информации о жизни инвалида в колонии для меня стал Игорь Сажин, руководитель Коми правозащитного центра «Мемориал», член общественной наблюдательной комиссии (образована в 2008 году после выхода 76-ФЗ «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания»). Сажин знает Романова давно, еще со времени его задержания. Правозащитник был в колонии, где отбывает наказание Романов. И те вопросы, которые сложно адресовать зэку, я задаю правозащитнику. Романов писал: «Гигиенические процедуры мне практически недоступны. На свою единственную ногу я практически не могу наступать, а в проходах между кроватями коляска не помещается». Игорь Сажин подтверждает: «Мало того, что до туалета надо как-то добраться, но дальше — хуже. Туалет здесь — дырка в полу, надо на что-то опираться, а опираться-то и не на что. Ни унитаза, никаких поручней для инвалида, конечно же, нет. Чтобы инвалиду сходить в туалет, надо лечь на бок… Лечь на дырку в сортире!». Еще из письма Романова: «Руки помыть, умыться — проблема. По режиму на это отводятся считанные минуты, а осужденных на 5 раковин в умывальнике — 150 человек. На коляске к умывальнику не подъехать. На костылях надо опираться на больную ногу, а это боль, и есть опасность того, что тромб оторвется. В баню не хожу, потому что на коляске не добраться, и места для нее там нет, передвигаться с костылями тоже невозможно. Я попытался, но поскользнулся, повредил плечо и больше не рискую». Как же он все-таки моется? Оказалось, влажным полотенцем обтирается, тряпочкой. Не день, не два — 3,5 года!
Дополнил картину человек, отбывавший срок в сыктывкарской колонии. Мы с ним встречались в Москве. Он обрисовал то, что фотографировать категорически запрещают даже члену общественной наблюдательной комиссии. Мне было важно понять, почему на коляске невозможно добраться от барака до столовой или бани? Владимир, назовем моего собеседника так, рассказал, что спуститься из барака надо по ступеням. На дворе большую часть года жидкая грязь с редкими островками асфальта, да еще настоящая полоса препятствий: металлические ворота, которые отделяют жилую зону от административной, медчасти и столовой. В воротах открывают только калитку, а внизу — металлическая перекладина от ворот. Здоровый — перешагнет. Для инвалида — непреодолимая преграда.
В бараке — 150 человек. В секции — то есть в одной комнате, площадью 82 кв. м — 50 осужденных. На этой же площади — 50 кроватей в два яруса, 50 табуретов, 20 тумбочек. Остаются узкие проходы. Пять раз в сутки (раньше было три) надо выходить на проверку. Опоздание — нарушение. От подъема до проверки времени очень мало, а надо попасть в туалет — 5 дырок на весь барак, умыться — 5 умывальников, заправить постель и одеться. Одна незастегнутая пуговица — нарушение.
Роман все время подчеркивает, что он вовсе не обвиняет охранников — они действуют по закону: ни в Уголовно-исполнительном кодексе, ни в правилах внутреннего распорядка нет ничего об особых условиях содержания инвалидов — безногих, слепых, глухих. Если охранник делает какие-то поблажки, это он уже нарушает инструкцию. Если не делает — он просто садист. На своей шкуре Роман понял, что нужны законодательные перемены, и взялся писать письма. Пожаловался в Конституционный суд, просил проверить конституционность применения в отношении инвалидов Уголовно-исполнительного кодекса РФ и принятых на его основании «Правил внутреннего распорядка исправительных учреждений», регламентирующих порядок и условия отбывания наказания, права и обязанности осужденных.
Из секретариата Конституционного суда ответили, что поданная им «жалоба не соответствует требованиям». В ответе за подписью главного консультанта Управления конституционных основ уголовной юстиции Е.А.Соколовой разъясняется, что «к жалобе должна быть приложена копия официального документа, подтверждающего применение или возможность применения обжалуемого закона». А приложенные к жалобе документы, как разъяснила Соколова, не подтверждают, что «оспариваемые положения уголовно-исправительного закона <…> позволили кому-либо из сотрудников исправительного учреждения подвергать Вас унижениям и издевательствам, требуя исполнения таких правил внутреннего распорядка, исполнить которые вы не можете в силу физических недостатков». Прикладывал же Романов заключения медицинской комиссии об инвалидности и требования ПВР ИУ, которые выполнять, не имея ноги, невозможно.
До того, как Романов был осужден, у него, как записано в акте МСЭК (медико-социальная экспертиза), были следующие диагнозы: посттромбофлебический синдром (ПТФС) нижней конечности, отечно-болевая форма; ампутационная культя правого бедра; хроническая венозная недостаточность III степени с трофическими нарушениями; хронический глоумонефрит; энцефалопатия смешанного генезиса I–II степени.
Но Соколова уверена: «Отсутствие в Уголовно-исполнительном кодексе норм, специально регламентирующих особенности отбывания наказаний осужденными-инвалидами, не означает, что в исправительных учреждениях не действуют нормы Конституции РФ, закрепляющие недопустимость ограничения достоинства личности ни при каких условиях (ст. 21 и ч. 3 ст. 56). Кроме того, Уголовно-исправительный кодекс основывается на принципах законности, гуманизма, дифференциации и индивидуализации исполнения наказаний, рационального применения мер принуждения к осужденным, запрете жестокого обращения и унижения человеческого достоинства, гарантирует право осужденных на охрану здоровья и социальное обеспечение». Дальше перескажу ответ из Конституционного суда своими словами: штрафные санкции должны накладываться не по формальному признаку невыполнения правила, а если в нарушении была вина осужденного и если у него был «выбор варианта поведения». И снова цитата: «Исходя из того, что у Вас нет физической возможности исполнять все требования режима (как то вставать, здороваясь с работниками исправительного учреждения), а следовательно отсутствует выбор варианта поведения и вина в их нарушении, следовательно, вы не можете быть подвергнуты наказаниям за это» (пунктуация сохранена. — Л.Р.).
Вот такое глубокое и гуманное толкование с предложением разжиться документом, подтверждающим унижения и издевательства, — видимо, за подписью охранников с печатью колонии. Хорошо бы это толкование Уголовно-исправительного кодекса оформить специальным законом. А для охранника в ч. 11 ст. 12 УИК РФ записано, что «при осуществлении прав осужденных не должны нарушаться порядок и условия отбывания наказаний». Это понятно и толкований не допускает. Думаю, ясно, какой выбор сделает любой охранник между «порядком» и «осуществлением прав».
А если осужденный не встает при встрече с работниками колонии, как того требует п. 16 ПВР ИУ, это неповиновение — т.е. злостное нарушение. За него можно попасть в штрафной или дисциплинарный изолятор, а это запрет свиданий, телефонных разговоров, запрет на продукты из ларька, на посылки, передачи и бандероли. Кроме того — прощай надежда на условно-досрочное освобождение.
Но если Конституционный суд Романову хотя бы ответил, то уполномоченный по правам человека в Республике Коми Людмила Завьялова просто промолчала.
В республиканском Обществе инвалидов Романову ответили, что общество занимается нуждами инвалидов на свободе, а если они нарушили закон, то и помощи пусть не ждут.
После своего обращения в аппарат президента РФ Романов получил ответ за подписью заместителя начальника ГУФСИН России по республике Коми В.А.Кликунаса (из аппарата президента обращение переправили во ФСИН России, а оттуда – в республиканское управление).
12 июля 2010 года полковник В.А.Кликунас ответил: «По медицинским показаниям от данных проверок вы не освобождены». И дальше полковник пишет: «Поясняю, что действующим законодательством условия содержания осужденных, являющихся инвалидами I и II группы, не регламентируется».
Сейчас Романов снова написал президенту, объясняя, на основании чего в своем ответе полковник Кликунас заявил: «В ходе проверки также установлено, что прием пищи Вы (т.е. Романов. – Ред.) производите в столовой учреждения на общих основаниях в часы, установленные распорядком дня». Питание в установленные часы на Романова выдается, в отчетных документах это фиксируется, все осужденные по инструкции должны являться в столовую. Этого достаточно, чтобы считать, что осужденный Романов «производит прием пищи».
После ответа из Конституционного суда Романов написал заявление в Верховный суд — снова просил разобраться и привести в соответствие Закон о социальной защите инвалидов и Уголовно-исправительный кодекс. В начале августа из ВС пришел ответ. Судья Верховного суда РФ В.А.Емышева вынесла определение: отказать в принятии заявления. Емышева объясняет: «Исходя из конституционного принципа разделения властей, закрепленного в ст. 10 Конституции РФ, суд не вправе в порядке гражданского судопроизводства обязать органы государственной власти осуществить нормативное правовое регулирование»…
Штаб колонии, куда Романов всякий раз носит письма, располагается на втором этаже. Потом надо явиться, чтобы собственной подписью подтвердить, что письмо отправлено. За ответом — опять в штаб: распишитесь в получении. На второй этаж Романов карабкается на руках. Но письма писать не перестает и продолжает твердить свое: нужно увязать Закон о социальной защите инвалидов и Уголовно-исправительный кодекс.
Между тем пока ни Конституционный, ни Верховный суд, ни прокуратура не принимают к рассмотрению его жалобы, он обязан в соответствии с правилами внутреннего распорядка при передвижении держать руки за спиной; приветствовать работника колонии, вставая; являться по вызову администрации; соблюдать распорядок дня, установленный в колонии (это значит — выходить на пять проверок в сутки); носить одежду установленного образца… Каждый из этих пунктов — издевательство над безногим инвалидом, и тяжесть совершенного им преступления здесь не при чем.
Что делать? Если ни одна инстанция, в которую писал инвалид, не считает возможным обратиться к законодателям, то это приходится делать газете. Уголовно-исправительный кодекс и правила внутреннего распорядка должны предусматривать для инвалидов, отбывающих наказание, беспрепятственный доступ (это понятие из другого закона РФ «О социальной защите инвалидов») к промышленной зоне, социальной зоне, транспортной (этапирование). Может быть, необходимо создать особые исправительные учреждения для инвалидов I и II группы. Так или иначе, их содержание в колониях надо привести в соответствие с европейскими пенитенциарными правилами, рекомендованными всем государствам-членам Совета Европы, в том числе и России.
А пока у инвалида нет возможности добраться до столовой или бани, очевидно, что содержаться в таких условиях он не может. Отсрочьте ему наказание или примените альтернативное: домашний арест с ношением электронного браслета.
ОТ РЕДАКЦИИ
27 июля мы письменно обратились в Федеральную службу исполнения наказаний с просьбой сообщить, какими нормативными документами регламентируется содержание в местах лишения свободы осужденных инвалидов I и II группы и сколько всего их отбывает наказание? По телефону нас проинформировали, что ответят на запрос 27 августа. Ждем.
КОММЕНТАРИЙ
Положение инвалидов «не изучалось»
Валерий БОРЩЕВ, член Московской Хельсинкской группы, член Экспертного совета при уполномоченном по правам человека в России, утверждает, что положение инвалидов в пенитенциарных учреждениях практически не изучалось. Известно, что им по закону сохраняются льготы: они продолжают получать пенсии и пособия, их освобождают от работ. Но как реально чувствуют себя люди с ограниченными возможностями в колонии, известно мало.